КОНЕК КОВЫЛЕК

КОНЕК КОВЫЛЕК. Светлана Волкова

Жил в деревне пастушонок Тимоша. Кнут да пастушья сумка — ничего у него больше не было. А коров ему дали пасти целое стадо. Бегает за ними Тимоша с утра и до поздней ночи. И мечтает он:

— Был бы у меня конь! То ли дело! Не надо вязнуть по колено в грязи и по жаре плестись. Когда б захотел, всегда искупался. А пешком не дойти до речки, не добраться.

Однажды в жаркий полдень брел Тимоша за своими коровами и так ему искупаться захотелось — нет мочи!

Оставил он коров в березняке, в лесочке, а сам направился к речке. Шел сначала лесной дорогой, потом полевой тропинкой. Она его на луг и вывела.

А на лугу, куда ни взгляни, ходит под ветром серебристый ковыль. И жара! Хуже, чем на дороге.

Сморило Тимошу. Только сквозь сон слышит он чьи-то голоса и звон. Глаза открыл — слышно отчетливей прежнего:

Бом-Бом!

Железо куем. Железо.

Огонь в кузне жарок.

Искры горячи.

Скуют кузнецы Замки и ключи.

Выйдет и крыша Покрыть новый дом.

Бом! Бом!

А другие молоточки бьют потоньше и позвонче.

Бом! По золоту бьем!

Куем, в шнуры вяжем Золотую пряжу.

Плющим и тянем,

Пока не устанем.

Нам вовсе не лень Золотую витую Тянуть канитель.

Присмотрелся Тимоша: в ковыле кузни дымят, каждая не больше гриба. В открытые двери видать: кузнецы машут молотами, огонь пылает в горнах. Ага! Вот почему здесь такая жара.

Встал Тимоша, пригладил волосы, рубашку одернул.

—   Здравствуйте, добрые люди! Вы кто будете?

Отвечает ему чумазый кузнец:

—   Здесь город Ковыли. А мы ковали. Кузнецы, по-вашему.

Наша улица зовется Кузнечная. А рядом Горшечная. Там гончары лепят горшки да обжигают. За ней Стекольная. Там тоже, как водится, без печей не обходится. Потому и жарища. А ты как, пастушок, сюда забрел? Корову ищешь?

—   Искупаться хотел.

—   Искупаться бы не мешало. Да невпроворот работы. То куешь кочергу, то навес на ворота. А нашим швеям иголки давай — шить золотой канителью.

—   А на что она, канитель?

—   Расшивать закаты да рассветы.

Кузнец снова взялся за молот.

Тимоша приметил: рубаха у него мокра от пота.

—   Да, — говорит, — тяжелая у вас работа.

Кузнец отхлебнул из кувшина квасу.

—   У нас что? У стеклодувов вот жара так жара — нету спасу. Работы не меньше, и она труднее, потому что мельче.

—   А что они делают?

—   Росу выдувают. Из радуг. Каждый день подавай новую, да две перемены, утреннюю и вечернюю. А если помочь мне хочешь, — принеси воды с речки — умыться. Дал кузнец ведро. А оно с наперсток. Вздохнул Тимоша:

—   Не привык я ходить с таким ведром.

И в свою деревню пошел. Обратно с ведром еле добрел.

Хороша водица в речке. Да не пришлось Тимоше долго купаться. У кузницы весь ковыльный народ собрался. Здесь и чумазые кузнецы, и гончары, их не чище, стекольщики, и лудильщики, и веселые золотошвеи с косами, будто из золотой канители. Все просят:

—   Полей из ведра, Тимоша! До речки нам долго идти, очень уж мы мелки.

Наклонил Тимоша ведро, все встали под него, смеются, толкаются:

—   В такую жарищу дождик — золота дороже. Очень нам твой дождик нравится!

Оставили пастушонка обедать. Тимоша холодной простокваши отведал, выпил пять кувшинов квасу.

Да вдруг засобирался:

—   Коровы разбредутся — потом не собрать.

Хозяева приглашают:

—   Приходи опять!

—   Не обещаю. Очень уж далеко. Вот если б был у меня конь…

—   Сюда нельзя на коне! — заволновались хозяева. — Стопчет тут он у нас все. Конь большой, а мы маленькие.

А кузнецы друг дружку толкнули:

—   Ничего. Был бы конь, мы его, как надо, подкуем.

.. .Приходит Тимоша в березняк — а коров-то и нет!

Только глубокой ночью собрал он стадо, когда в деревне все уже спали.

А ему не спится. Месяц смотрит в окно из-за туч.

Протянулся от месяца серебряный луч. А по лучу бежит конек.

Мал, да видно, на ногу легок, серебристой масти. Вместе с лучом и вошел в окно:

—   Тимоша, здравствуй! Ты хотел коня? Вот и я, конек Ковылек. Подкован ветром, легче меня нету. И по лунному лучу пробегу, коль захочу.

Вздохнул Тимоша:

—   Не вышел ты ростом.

—   Исправить это просто.

Видишь, у меня — дудка поперек седла. Это наш кузнец сковал.

Попробуй, сыграй.

Поднес пастушок дудку к губам. Заиграла она. Каждое слово выговаривает ясно: Малиновый, зеленый, синий, Желтый, красный.

Только кончил играть, взмахнул конек длинной гривой и большим конем стал, Тимоше под стать.

Говорит он Тимоше:

—   Приходи в березняк на зорьке. Там я буду тебя ждать.

—   Лучше ты, Ковылек, прибегай сюда.

Отвечает Ковылек:

—   А вот это нельзя. Запомни: никто видеть меня, никто знать про меня не должен. Распахнул Тимоша ему двери, вышел конек неслышно, легко. Видел его только месяц серебряный.

Стал Ковылек пастушонку служить. Не вязнет больше Тимоша в грязи, не изнывает от зноя. И с коровами нет больше горя. Слушаются они дудки. Самые бедовые от стада и шагу не сделают в сторону.

Не житье, а приволье! И в Ковылях гостит Тимоша, и в речке купается, сколько угодно. И был бы пастушок совсем счастлив, да вот хочется ему на коньке Ковыльке по деревне промчаться. Думает он об этом днем и ночью, уговаривает конька.

Но тот даже слышать не хочет:

—   Нельзя никак. Никто меня видеть не должен. Никто не должен про меня знать.

—   Почему?

—   Позарятся люди, уговорят тебя: продашь меня, променяешь.

Тимоша обиделся:

—   Вот ты обо мне думаешь как!

И не пришел в условленное место в березняк. Ждал Ковылек, ждал. Не стерпел, сам к Тимошиному дому прибежал. Вскочил на конька Тимоша, вихрем промчался по деревне. Люди смотрят, глазам не верят, качают головами:

—   Хорош конь! Масти такой мы и в глаза не видали!

Прослышали про конька цыгане. Приступают:

—   Продай коня!

Сердится Тимоша:

—   Не продам и не сменяю. Конек — мой!

Тогда ночной порой скараулили коня цыгане, увели и закрыли в сарае. Спит Тимоша и беды своей не знает. Вдруг слышит: дудка его заиграла. Знакомую песенку выговаривает, только слова переставила:

Красный, желтый, синий,

Зеленый, малиновый…

Услыхал эти слова Ковылек, тряхнул длинной гривой и опять стал маленьким. Вместе с лучом месяца вышел в щель сарая.

Дудка помолчала и опять сначала:

Малиновый, зеленый, синий,

Желтый, красный.

Ковылек тряхнул гривой, опять стал Тимоше под стать и вернулся к нему. А цыгане его искали напрасно: пуст сарай и на мокрой траве — ни следа. Диву дался старый цыган- лошадник.

На базаре в городе цирковому Дрессировщику рассказывает:

—   Что твои кони! Ну барьеры берут, ну умеют танцевать. А я вот видел коня — сквозь стену проходит, на траве не оставляет следа!

Разыскал Дрессировщик в деревне Тимошу.

—   Цыган говорит, конь твой сквозь стену проходит, травы не примнет копытом, так на ногу легок.

—   Есть у меня такой конек, правду говорит цыган.

—   Выступи с ним в моем цирке. А выручка — пополам.

Тимоша головой качает.

—   Ну, значит, все это пустые слова.

Поднес Тимоша дудку к губам: конек Ковылек услыхал, прибежал.

Дрессировщик так и обмер: не болтали цыгане! Стал Тимошу уговаривать:

—   Уезжай из деревни! Каждый вечер будешь с коньком на арене. Наряжу тебя в сапоги- ботфорты. На плечи накинешь плащ шелковый, в руки — хлыст с лакированной ручкой. Забудешь житье пастушье.

Конек Ковылек смотрит грустно:

—   Останемся дома, Тимоша. Боюсь — будет беда.

—   Не бойся, — утешает конька Тимоша. — Я тебя не сменяю и никому не продам. Мы всегда будем вместе.

В тот день не найти было в цирке свободного места.

Сначала выступали лошади Дрессировщика, брали барьеры, танцевали вальсы.

Вдруг конек Ковылек по арене вихрем промчался.

—   Внимание! — вышел Дрессировщик. — Вы увидите чудеса ловкости и легкости! Конек Ковылек подкован ветром!

Легче его на свете нету!

Под куполом цирка натянули канат. Вышел Тимоша — его не узнать: высокие сапоги- ботфорты, на плечи наброшен плащ шелковый. Хлыст звонко выстрелил: щелк!

Вскочил на канат конек. Бежит легко по канату, как по ковыльному лугу когда-то, волнистая грива колышется.

Зрители смотрят, не дышат: а вдруг сорвется?

—   Это еще не все! — объявил Дрессировщик, когда Ковылек спрыгнул вниз. — Номер на бис!

Бег по лучу прожектора! Погасите свет! Лампы погасли одна за другой. Только луч прожектора, тонкий, неверный, протянулся через арену. Для Ковылька, подкованного ветром, опора и это. Бежит по тонкому лучику, не споткнется, не оступится.

—   Бис! — кричали зрители. — Браво, Конек, подкованный ветром!

Но Дрессировщик вдруг скомандовал:

—   Долой и прожектор!

Прожектор погас. Музыка смолкла. Стало темно, и зрители не видали, как, сорвавшись, упал Ковылек. Ведь не было теперь под его ногами даже тонкого лучика. И вдруг в темноте заиграла пастушья дудочка. С ней Тимоша никогда не расставался.

Красный, желтый, синий,

Зеленый, малиновый.

Дудочка пропела, и от нее протянулась к коньку Ковыльку золотая нить канители. Пробежал по ней конек и исчез, как растаял.

…Потом долго спорили зрители, одни явственно видели, как пробежал по золотой нитке конек. Взмахнул гривой и, став совсем маленьким, спрятался в дудочке, в самой ее середине.

Другие ничего не заметили. Вспыхнул свет.

—   Где конек? — спрашивали дети.

—   Это все цирковые фокусы, — объясняли взрослые.

Чувствуя себя виноватым, Дрессировщик сказал:

—   Я от своего слова не отказываюсь. Оставайся, Тимоша, у меня.

Но Тимоше не хотелось возвращаться домой без коня. Он стал жить в цирке и ходить за лошадьми. Чистит их, выгуливает. А когда останется один, в пастушью дудочку дует. Все ту же песенку дудка поет, простую, недлинную:

Красный, желтый, синий,

Зеленый, малиновый…

Но конек Ковылек не выходит. Все напрасно.

Оцените статью
Добавить комментарий