Монгольская сказка
В одном ханстве жил бедный пастух со своей женой. Родился у них сын. Назвали они сына Гунан. Прожил мальчик день — его уже и в овчину не завернуть: мала. Прожил два дня — его уж и в две овчины не завернуть. Пять дней прожил — пяти овчин мало.
Вот какой рос батор!
Подарил отец Гунану рыжего жеребенка, сделал седло, лук со стрелами, уздечку дал. Стал Гунан на охоту ездить. Хорошо ездил. Вернется с охоты, лисьи шкуры на шапку привезет, у седла зайцы битые болтаются.
Один раз теми местами проезжал хан. Услышал он, как народ говорит про Гунана:
— Такой батор растет! Быть ему ханом! А то наш хан, точно лошадь опоенная: ест много, а работы делать не может.
Рассердился хан, решил погубить Гунан-батора. Приказал он привести к себе сына пастуха. Когда привели, сказал:
— Слыхал я, что храбрее тебя нет в моем ханстве человека. А еще слыхал, что быстрее твоего рыжего жеребенка нет на свете лошади. Поезжай в южную сторону, где живет десятиголовый мангус, привези его к моей юрте.
— Ладно, — говорит Гунан. — Готовьте для людоеда яму глубокую!
Оседлал батор рыжего жеребенка, взял с собой укрюк в сто саженей длины и поехал в южную сторону. Где другие год ехали, он месяц ехал; месяц езды пробегал жеребенок в один день. Мчится батор по степи — ветер в ушах свистит. Вдруг остановился жеребенок посреди дороги, попятился, на дыбы взвился.
Спрашивает Гунан:
— Почему остановился? Почему не стелешься по степи?
Отвечает конь:
— Видишь вдалеке, там, где небо с землей сливается, черное пятно?
— Вижу, — говорит Гунан. — Это гора большая.
— Не гора это, совсем не гора. То сидит на своей лошади мангус — десятиголовый людоед.
— Скачи на него! — закричал Гунан и сорвал с плеча лук.
— Нет, — сказал рыжий жеребенок. — Пока мангус сидит на лошади, его никто не победит. Надо, чтобы он сошел с коня. Слушай меня. Возьми укрюк длиною в сто саженей и спрячься на дереве.
Так и сделал Гунан. Залез на дерево, укрюк в руках держит, ждет, что дальше будет.
А мангус увидал, что по степи жеребенок бегает, стегнул своего коня — конь за минуту трехдневный путь проскакал.
Рыжий жеребенок подбежал к дереву, стоит, с места не трогается.
Слез мангус с лошади, снял с пояса недоуздок, стал его на рыжего жеребенка надевать. Тут Гунан накинул на людоеда укрюк, спрыгнул с дерева на своего жеребенка и помчался быстрее огня в сухой степи.
Едет Гунан-батор, волочит мангуса за собой волоком.
Вскоре услышали в ханской юрте такой грохот, что кони вздыбились, коровы замычали, овцы заблеяли, горы вдали осыпались.
Испугался хан, задрожал, а старый его советник спрашивает:
— Знаешь ли, о могучий, почему такой шум в твоем ханстве?
— Это землетрясение! — отвечает хан, — Видишь, горы колеблются?
— Нет, — сказал старый советник. — Это мангус к твоей юрте приближается!
Слова не успел докончить советник, а уж перед ханской юртой лежит мангус. Ворочает людоед своими десятью головами, шипит, а вырваться не может, потому что его держит на укрюке железной рукой Гунан-батор.
Посадили мангуса в яму тридцати саженей глубины; хан говорит Гунану:
— Такого батора нет ни у одного хана. Оставайся в моей юрте, будешь у меня нойоном. Дам тебе табун лошадей, стадо коров, отару овец, верблюдов дам, дочь свою в жены дам.
Ответил Гунан хану:
— Ханская юрта хороша, а родительская лучше. Богатство хорошо, а воля лучше.
Сказал так и поехал на своем рыжем жеребенке в юрту родителей.
Пять дней прожил Гунан в родительской юрте, на шестой прискакали за ним ханские цирики:
— Тебя хан зовет, спеши за нами!
Сел Гунан на рыжего жеребенка, приехал к хану.
Хан говорит:
— Храбрее тебя нет в моем царстве батора. Быстрее твоего рыжего жеребенка нет на свете лошади. Привези мне в жены дочь могучего Ирибсын-хана, и я сделаю тебя своим наследником. А не привезешь — брошу собакам на съедение!
Повернул Гунан жеребенка, поехал с отцом проститься перед дальней дорогой. Старый пастух говорит:
— Не добраться тебе до государства Ирибсын-хана. Будет на твоем пути мертвая река. Мертвую реку не переплыть ни человеку, ни коню. На кого капля воды из той реки упадет, тот умрет сразу же. За мертвой рекой раскинулось красное море. На кого капля воды из красного моря попадет, заживо тот сгорит.
Ничего не испугался Гунан. Сел на рыжего жеребенка, поехал. Где другие ехали год, он ехал месяц; месяц пути пробегал жеребенок в один день.
Скоро увидел Гунан мертвую реку. Сорвал он камышинку, опустил ее в воду — пожелтела камышинка, завяла сразу.
— Правду говорил тебе отец, — сказал жеребенок. — Нельзя эту реку переплыть.
Загрустил Гунан.
Стал утешать его рыжий жеребенок:
— Не печалься. Позову я на помощь старшего брата. Он нам поможет!
— Кто же твой брат? — спрашивает Гунан.
— Другим не говорил, тебе скажу: брат мой — степной ветер.
Повернул рыжий жеребенок голову на восток, заржал.
Примчался ветер к мертвой реке, быстрее, чем мигает глаз, поднял на воздух рыжего жеребенка с всадником и перенес их на другой берег.
Поехал Гунан дальше. Где другие ехали год, он ехал месяц; месяц пути жеребенок пробегал в один день.
Скоро достиг он берега красного моря.
Сорвал Гунан камышинку, бросил в море; камышинка вспыхнула, сгорела мигом.
— Правильно говорил тебе отец, — сказал жеребенок. — Не переплыть это море.
Загрустил Гунан.
Опять повернул рыжий жеребенок голову на восток, заржал громче прежнего.
Час прошел — нет старшего брата. Второй час миновал — не приходит помощь.
Вдруг увидел Гунан — тучка появилась далеко в небе. Поплыла тучка навстречу Гунану, на глазах стала расти.
— Эту тучку к нам старший брат гонит, — сказал рыжий жеребенок.
Верно сказал. Поравнялась черная туча с Гунаном, опустилась на берег и покрыла его точно войлоком толстым. Гунан и жеребенок вскочили на тучу, ветер поднял ее высоко в небо, понес через красное море.
Когда пропало из глаз море, опустилась туча на степную дорогу, и поехал Гунан дальше. утру достиг он земли Ирибсын-хана, увидел множество юрт, толпу народа разного.
— Что за праздник, почему людей столько? — спрашивает Гунан.
Отвечают ему:
— Большой праздник у нас. Состязаются сегодня в играх два батора: Уамдагай и Урту. то из них одержит победу, за того Ирибсын-хан дочь свою отдаст.
Подъехал Гунан к ханской юрте, вошел к хану.
— Что тебе надо? — спрашивает сердито Ирибсын-хан.
— Хочу с твоими баторами в играх состязаться, — отвечает Гунан.
— Да! — удивился хан. — Играй!
В полдень начались игры. Поначалу в цель стреляли. Воткнули в дубовый пень иглу железную, отъехали на месяц езды от того пня, начали стрелять.
Первым целился Уамдагай. Два дня натягивал тетиву, на заре третьего дня выпустил стрелу в цель. Одного пальца не долетела стрела до цели, упала у самого пня. Завизжал от злобы Уамдагай, сломал о колено свой лук.
Стал Урту целиться. Четыре дня натягивал Урту тетиву, на заре пятого — выпустил стрелу в цель. На один палец пролетела стрела дальше. Упала сразу же за пнем. Завизжал от злобы Урту, сломал о колено свой лук.
Тогда вышел Гунан с отцовским луком. Три дня натягивал он тетиву. На заре четвертого выпустил стрелу в цель. Прямо в игольное ушко попала стрела Гунана.
После началась борьба. Три дня боролся Уамдагай с Урту, три дня жали они друг друга к земле. На том месте, где прижал к земле Уамдагай Урту, стал ров глубиною в пять саженей. Ходит Уамдагай вокруг рва, хвастается:
— Нет сильнее меня батора. Придется хану отдать мне свою дочь в жены.
Говорит ему Гунан:
— Хочу с тобой силой померяться, узнать, крепко ли на ногах стоишь.
Стали они бороться. Пять дней жали друг друга к земле. Топнул Гунан ногой о землю, и на том месте земля треснула. Провалился Уамдагай в трещину — еле успели полумертвого за волосы вытащить.
Настал день для последней игры.
Утром выехали на своих конях в степь Уамдагай, Урту и Гунан. Под Уамдагаем конь саврасый, горячий — искры из глаз летят. Под Урту конь чалый, свирепый — из ноздрей пламя вырывается. А под Гунаном рыжий жеребенок, маленький, смирный.
Смеются люди над Гунаном:
— На такой лошади только за овцой гоняться!
Приехал смотреть скачку Ирибсын-хан, дочку с собой привез -красавицу Дэцэг .
Увидел сын пастуха Дэцэг — сразу влюбился в нее. А ханская дочь, как увидела Гунана, сказала отцу:
— Буду я женою батора, что владеет рыжим жеребенком!
Рассердился хан, закричал на дочь:
— Не тебе выбирать мужа! Кто первый доскачет до горы, тот и будет твоим мужем!
Взмахнул хан рукавом — и три батора понеслись к горе. Впереди поскакал саврасый конь, за ним — чалый, а позади всех — рыжий жеребенок. Увидела Дэцэг, что отстал Гунан, горько заплакала, убежала от людей в юрту.
Наклонился Гунам к уху жеребенка, говорит:
— Обогнали тебя и саврасый и чалый. Не быть красавице Дэцэг моей женой, а я без нее и жить не хочу!
Сказал рыжий жеребенок:
— Не печалься, разгладь свои морщины!
И, так сказав, повернул голову на восток и заржал.
Сразу налетел из степи уграган и стал дуть навстречу чалому и саврасому. Стегают Уамдагай и Урту своих лошадей, а те — ни с места. Обогнал их рыжий жеребенок, первым примчался к горе. Все люди, которые были тут, закричали радостно. Вышла на крик из юрты Дэцэг — посмотреть, кому она в жены досталась: Уамдагаю или Урту. Видит, едет к хану на рыжем жеребенке Гунан, а те двое и до горы еще не доскакали.
Нахмурился хан, говорит Гунану:
— Ты батор из чужой земли. Не знаю я, какой ты кости. Но слово мое остается — забирай в жены мою дочь. Только знай: не дам я тебе в приданое ни золота, ни серебра, ни одежды, ни лошадей, ни коров, ни верблюдов, ни овец, ни пастбищ. А остальное проси, чего хочешь.
Сказал так хан, а сам думает: Не захочет он взять жену без приданого.
Посадил Гунан невесту позади себя на рыжего жеребенка и ответил хану:
— Не надо мне ни золота, ни серебра, ни одежды, ни пастбищ. Вместо лошадей дай мне только жеребят. Вместо коров дай только телят. Вместо верблюдов дай только верблюжат. Вместо овец дай только ягнят.
Хан так и приказал сделать.
Попрощались Дэцэг и Гунан с ханом, погнали перед собой табунок жеребят, телят, верблюжат и ягнят. Немного проехали — слышат шум позади. Оглянулись, а за ними табун громадный бредет: и кони, и коровы, и овцы, и верблюды.
Удивилась Дэцэг, а Гунан говорит:
— Сын пастуха лучше хана знает повадки животных. Всегда так бывает: куда ягненок, туда и овца; куда верблюжонок, туда и верблюд. Этот большой табун за своими детьми идет. Хану теперь его не вернуть.
И поехал Гунан со своей невестой в далекие земли, где и хана еще никакого не было. Там он зажил счастливо с Дэцэг.
А когда пришло начало первого месяца осени, сел он на рыжего жеребенка и примчался к старой юрте родителей. Увидал у юрты отца и мать, сказал:
— Собирайтесь, поедем, у меня жить будете.
Старики так и сделали, поехали с ним. И до конца дней жили они в почете и любви.
А Гунан и жена его всегда заботились, чтобы у рыжего жеребенка были овес и свежая трава.
