Как старик на зайце верхом ехал и что из этого вышло


Литовская сказка

Жили-были в Литве в старые времена старик со старухой. Всю жизнь они на помещика батрачили, а как старость пришла — отблагодарил их помещик: велел приказчику меру гороха старикам отмерить.

Как старик на зайце верхом ехал и что из этого вышло. Литовская сказка

Ели они этот горох всю зиму. Пришла весна. Вот и решили старики хотя бы горсточку собственного гороха посеять. Надела своего у них не было, избёнка их на панской земле стояла. Вот и выгребла старуха золу из печки, намочила горсточку гороху и посеяли горох под припечком.

И что вы скажете: у других горох, и на земле сеянный, иной раз не всходит, а тут и недели не прошло — зелёные росточки из земли потянулись. Уж и берегла старуха горох свой: и поливала, и пропалывала, и к тычкам подвязывала!

Вскорости и стручки зелёные на горохе закачались.

Да вдруг стали примечать старик со старухой, что повадился к ним кто-то по ночам горох воровать. Глядишь— сегодня одного стручка не хватает,

завтра — другого.

И решили бедняги разорителя своего подкараулить. Три ночи не спали, но вора подстерегли: оказывается, повадился к ним серый зайчишка горох воровать.

Говорит старик старухе:

— Притаюсь-ка я сегодня у двери с мешком. А ты, как явится вор, возьми хворостину да пугни его как следует. Кинется зайчишка к двери — и тут же в мешок и угодит.

Сказано — сделано. Только стемнело на дворе, зайчишка-воришка

уже тут как тут. Шмыг в дверь — и в горох. А тут старуха хворостиной шурх-шурх — испугался зайчишка,

кинулся к двери, да не в мешок, а старику под ноги. Зажал его старик коленями, а заяц так и вынес его на дорогу к лесу. Едет старик на зайце верхом, а сам кричит с перепугу. Вдруг зацепился старик полой за ветку и бряк наземь. А зайчишка скок-поскок — шмыгнул в кусты и был таков.

Как старик на зайце верхом ехал и что из этого вышло. Литовская сказка

Поднялся старик, пощупал, целы ли его косточки, и поплёлся к дому. Никогда ещё он ночью по лесу не расхаживал. Идёт-бредёт и вдруг видит чудо: на тропинке лесной две колотушки одна о другую постукивают: «Стук- бряк, стук-бряк, друг за дружку будет всяк».

Сунул старик колотушки в свой мешок, идёт дальше. Смотрит — две скрипки под берёзой «пилик-пилик» пиликают — смех, да и только.

Положил старик и скрипки в свой мешок, побрёл дальше, только головой от удивленья покачивает. А дальше перед ним два орешка суктинис заплясали: «Трень-брень, трень-брень, танцевать бы целый день!»

Не выдержал тут старик, расхохотался, а орешки эти тоже с собой прихватил.

Огляделся он по сторонам, видит — лес незнакомый. Верно, старик с дороги сбился. Назад возвращаться неохота, далеко больно зашёл. А впереди как будто расступается лес.

«Может, до жилья какого-нибудь дойду,—думает старик.—Хоть напиться мне дадут — во рту от жажды пересохло».

Двинулся он дальше. Шёл, шёл и дошёл до лесной опушки. Видит — дом белый с колоннами стоит на холме. Никак помещичья усадьба?

«Плохо моё дело,—думает старик,— но ничего, в людскую зайду — авось панские слуги мне глоточка воды не пожалеют».

Пустили панские слуги старика к себе в людскую, накормили его потихоньку от помещика, напоили.

Поблагодарил их старик и решил за угощение народ потешить. Вывалил он из мешка колотушки свои, скрипки да орешков пару, пошли они бренчать, наигрывать да плясать. Слуги панские за бока хватаются, на пол от хохоту валятся.

Заглянул на шум в людскую пан приказчик.

— Слушай-ка, дед,— говорит приказчик,— может, это счастье тебе привалило. Панночка наша чудная такая: не только не засмеялась, даже не улыбнулась ещё ни разу в жизни. В годах она уже, а никто её замуж не берёт, а ведь она и умная, и красивая, и приданое за ней большое господин помещик даёт. Никому, понятно, неохота с такой «несмеяной» жизнь прожить. Вот и пообещал наш пан: если кто дочку его рассмешит, он тому человеку половину именья своего отдаст.

Является приказчик к барину и докладывает: так и так, сидит, мол, в людской старик, бывший батрак панский, берётся он панночку рассмешить.

Повели старика в панские хоромы, развязал он свой мешок, и пошли колотушки перед барышней постукивать: «Стук-бряк, стук-бряк, друг за дружку будет всяк», скрипки своё стали наигрывать, а орешки под музыку в пляс пустились. Тут как ни закрывалась панночка платочком, а не выдержала — расхохоталась от чистого сердца.

Обрадовался помещик, выхватил у старика мешок со всеми его диковинками. Тут бы и расплатиться надо, половину имения, по уговору, деду отдать, но пана жадность одолела. Переглянулся он с приказчиком и говорит:

— Э-э-э, дед, да ты, никак, бывший батрак мой? На моей земле на опушке леса живёшь, да ещё осенью тебе ни за что ни про что меру гороха отвалили… И ты, стало быть, мой, и мешок твой — мой, и колотушки твои — мои, и орешки мои…

Видит старик, что пана не переспоришь, а тут ещё приказчик за плечи его берёт да к двери поворачивает.

Поклонился дед барину низко и взмолился:

— Пане ясновельможный, отвалили вы мне гороху немало, это правда. Ели мы его со старухой всю зиму, да ещё малость на посев осталось… Только, пане дорогой, живём мы на вашей земле, и посеять горох нам негде. Не будет ли милость ваша нам со старухой кусочек землицы, хоть лесной, хоть не пахотной, уделить?

Поглядел помещик — дочка его уже и платочком не закрывается, а хохочет от души. Расщедрился пан.

— Ладно, — говорит приказчику,—нарежь ему полоску земли от избы его до опушки. Пускай пни выкорчует, камни вывезет, болото высушит. Отдаю я ему эту землю в вечное пользование без-воз-мезд-но.

Полгода старик пни выкорчёвывал, год камни на плечах таскал, три года болото осушал. Зато как распахал свою полоску, как засеял житом, как развёл огород, стали они со старухой жить-поживать да добра наживать.

И про зайчишку-воришку не забыли — один рядок гороха каждый год для него оставляли. Помнили, как старик на зайце верхом ехал и что из этого вышло.

Оцените статью
Добавить комментарий